«Твоя юбка слишком короткая».
Культурный контекст 
дела сестер Хачатурян

Материал портала Republic

Евгений Варшавер

Мигранты второго поколения и конфликт нормативных систем родного и принимающего общества

Следствие закончилось, и дело сестер Хачатурян передают в суд. Девушкам грозит 20 лет тюрьмы. По всей видимости, помимо домашней тирании, отец действительно насиловал их. Чтобы покончить с адом, в который превратилась их жизнь (а может быть, иного они и не знали), они убили своего отца. Отец мертв, девушек судят, сторон тут нет, проиграли все. И в этой ситуации важно понять, что же произошло, чтобы хоть как-то уменьшить вероятность повторения подобного в будущем. Для этого, несмотря на длящийся шок от произошедшего, следует поместить историю семьи Хачатурян в более общие контексты.

Какие это могут быть контексты? Можно, например, отнестись к этой истории как к истории сумасшествия отца Хачатуряна, и в этом будет много правды. Судя по всему, этот человек был медицински ненормален, при этом вряд ли лечился и случай свой запустил. Но, во-первых, как известно из социологии, любое сумасшествие социально и человек сходит с ума в ту сторону, в которую ему подсказывает сделать это общество. Люди видят инопланетян или становятся Наполеонами только потому, что эти явления есть в культуре, а также потому, что культура как бы поставила дорожный указатель, на котором написано «сумасшедшим – сходить с ума в сторону инопланетян и Наполеона». Во-вторых же, если бы сошел с ума не отец Хачатурян, а, скажем, одна из его дочерей, последствия этого были бы не такими трагическими, просто потому, что именно отец, а не дочь находится во властной позиции.

Стоит посмотреть на эту ситуацию с культурологических и социологических позиций. Что культура нашептывала отцу Хачатуряну? Почему сестры Хачатурян не могли послать отца далеко и надолго и уйти из дома? Важно ли, что событийный ряд разворачивался в семье мигрантов, и если да, то почему?

Регламентированная жизнь

Этой ⁠зимой мы с коллегами ⁠из Группы миграции и этничности закончили ⁠большое исследование, посвященное второму поколению ⁠мигрантов. Так называются люди, которые или родились у родителей-мигрантов в принимающем обществе, ⁠или как минимум закончили в принимающем обществе школу. Фокусировались ⁠мы на ⁠мигрантах второго поколения из Закавказья и Средней Азии. Семья Хачатурян как раз такая. Отец переехал из Баку во время карабахского конфликта, дочери выросли в Москве. Мать их, правда, приехала из Молдовы, что делает случай не в полной мере типичным, но на те вещи, о которых речь пойдет ниже, это, судя по всему, повлияло мало.

Мы были поражены тем, насколько несвободно живут девушки в таких семьях. Казалось бы, XXI век на дворе, страна вокруг – Россия, но жизнь таких девушек регламентирована строжайшим образом. Они не могут выходить на улицу после наступления темноты, общаться с одноклассниками мужского пола или принимать участие в тусовках и посиделках. Замуж – со временем – они должны выйти только за представителя своей национальности, нередко – за сына какого-нибудь односельчанина родителей, при том что жених тоже всю жизнь живет в России. Разумеется, ни о каком сексе до брака даже речи идти не может, а контролируется все это семьей, родней и просто представителями той же национальности, которые чувствуют «ответственность» за всех «своих» женщин и – в транспорте или в университетской столовой – могут сделать замечание «твоя юбка слишком короткая, ты позоришь нацию», даже не будучи знакомы с девушкой, которую они так «воспитывают». Подобным образом регламентируется и поведение в интернете – никаких фотографий в купальнике или за «неподобающим» поведением (например, в клубе или за курением кальяна), страничка должна быть закрыта, чтобы никто посторонний не мог посмотреть фотографии или написать сообщение, переписка с молодыми людьми – под строгим запретом. Все это тоже контролируется родственниками. Был случай, когда девушку застукала за ведением инстаграма ее тетя, но попало затем обеим – тете находиться в инстаграме было запрещено мужем.

Что происходит с теми, кто ведет себя неподобающим образом? Санкции разнятся от ситуации к ситуации, и обычно первым делом родня пытается «вразумить девушку», но могут и избить, и отправить в «страну происхождения» к бабушке на перевоспитание, и выдать там замуж за гораздо более старшего мужчину. Примерно так живет существенная часть девушек прежде всего из закавказских, но также и среднеазиатских семей в России.

Коллективизм гордости

Как люди мы очень сочувствовали таким девушкам, как исследователей нас заинтересовали корни этого явления, мы вкопались в культурологическую литературу и вот что обнаружили.

Для обществ, из которых происходят закавказские и среднеазиатские мигранты, характерен так называемый коллективизм гордости. Такие общества зачастую складываются там, где по объективным причинам политическая централизация происходит с трудом. Например, вокруг горы или пустыня, и воевать в таких условиях большими армиями сложно. Как следствие – люди в таких обществах долгое время продолжают жить небольшими политическими группами, прежде всего семьями, которые дружат и враждуют, женятся и конкурируют и в целом находятся в контексте друг друга. Задача каждой группы состоит в том, чтобы как минимум обезопасить себя от захвата и уничтожения, как максимум – за счет захвата и уничтожения других групп улучшить свое положение. Как именно этого можно добиться? Во-первых, можно прокачивать мужскую доблесть, и если у вас в семье много доблестных мужчин, воевать с вашей семьей побоятся, а сама ваша семья может перейти в атаку. Во-вторых, если ваша семья недостаточно многочисленна и доблестью ваши мужчины не славятся, можно попытаться войти в коалицию с более сильной семьей. Например, с помощью брака. И тут «на помощь» приходят девушки, которые в так называемых патрилинейных обществах (где принадлежность к семье считается по отцу), выходя замуж, перестают относиться к родительской семье и начинают рожать доблестных мужчин семье мужа. Девушки в таких обществах оказываются разменной монетой в локальных «играх престолов» – по сути, их продают и покупают, выгадывая возможности для улучшения положения семьи.

Но «товар» надо подготовить к «продаже». Поскольку девушка – это прежде всего потенциальная мать доблестных мужчин, той семье, в которой она родилась, нужно убедиться, а главное – показать другим, что она обладает всеми качествами для исполнения этой своей функции. Она должна быть скромна, покладиста, покорна, не испытывать сексуального желания, поскольку это может привести к поиску приключений на стороне, а кроме того, разумеется, она должна быть девственна и не иметь никакого опыта отношений с мужчинами – вдруг она замуж выйдет уже беременной и родит врага? Эти – очень логичные – соображения были зашиты в культуру. В результате практически повсеместно – от Марракеша до Бангладеш – возникает, а затем и легитимируется религиозными системами нормативная система, известная как намус. Само слово происходит из арабского, где значит «честь», оно существует почти во всех языках этого ареала, включая армянский и азербайджанский, а в последние десятилетия активно используется антропологами. Намус гласит: женщина должна быть чиста и невинна, а мужчина силен и авторитетен, чтобы обеспечить поддержание чести и невинности женщин, за которых он ответствен. Если, таким образом, женщина – дочь, сестра или жена – ведет себя не «намусно», общественное осуждение падает как на саму женщину, так и на мужчину, который оказался слабаком. А значит, в этой семье женщины – проститутки, мужчины – размазни, каких-то дел иметь с этой семьей не следует, а воевать с ней можно и нужно – ведь мужчины, которые не могут контролировать своих женщин, вряд ли окажутся достаточно доблестны, и их можно довольно просто победить. В результате с раннего детства мальчикам внушают необходимость быть строгими с девочками, а девочкам – быть послушными, покорными и не испытывать желаний. Примерно так устроен тот культурный контекст, в котором воспитывался отец Хачатурян и в котором затем он воспитывал своих дочерей.

Что происходит с намусом, когда он вместе с его носителями отправляется в миграцию в современное общество? Женщины сталкиваются с противоречащими друг другу нормами: принимающее общество говорит «гуляй пока молодой» и относится к тому, что девушка ведет себя как недотрога, в лучшем случае со снисходительной улыбкой, намус же в лице родителей, братьев и родственников подсказывает – блюди девственность до брака, никого не подпускай к себе, ты должна быть хорошей девушкой. Как результат, девушка вырастает в глубочайшем внутреннем конфликте, и если она ведет себя правильно с точки зрения одной нормативной системы, то совершенно точно нарушает правила, предписываемые другой, и нигде не может почувствовать себя по-настоящему хорошей, правильной и любимой. Ощущение собственной ценности вне зависимости от внешних – противоречащих друг другу – критериев в лучшем случае придет сильно позже, зачастую в кабинете психоаналитика.

Для мужчин основной эффект миграции – потеря контроля над ситуацией. В «намусных» обществах все вокруг в каком-то смысле помогают контролировать женщин: неправильное поведение порицается всеми, а значит, вероятность, что девушка решится на что-то, что хоть чуть-чуть напоминает добрачные отношения, невелика. «Ненамусное» общество таким мужчинам в деле контроля женщин не помощник, а значит, они чувствуют как дополнительную ответственность, так и дополнительную – и очень сильную – тревогу. И тревога эта в первую очередь за самих себя. Ведь если девушка нарушит правила – они будут считаться плохими мужчинами, которые настолько слабы, что не могут проконтролировать своих женщин. Мужчины, таким образом, тоже встают перед дилеммой: с одной стороны – эгалитарные нормы современного общества, а также уголовный кодекс, с другой – необходимость повлиять на «все хуже» ведущих себя женщин, а если они что-то нарушили – наказать их вплоть до так называемого убийства чести. Неудивительно, что мужчины, в особенности отцы, этого давления не выдерживают, а агрессию, возникающую от невозможности выполнить требования культуры, обращают то на себя и впадают в депрессию, то на своих домашних и становятся домашними тиранами. Практиковать намус в модернизирующихся обществах тяжело, но это древняя вещь, глубоко впитанная культурой, а значит, ждать его полного исчезновения в ближайшее время не стоит, и новые поколения мигрантов из «намусных» культур будут встречаться с теми же моральными дилеммами, с которыми сталкиваются нынешние.

Как помочь людям

Важно, впрочем, сделать три оговорки. Во-первых, хотя антропологи выделяют общества чести и используют слово «намус» применительно к определенным группам, нужно понимать, что в той или иной степени такие установки – общее человеческое прошлое. Российское общество, скажем, реликтами нормативности «намусного» типа пронизано, и даже у самых либерально настроенных людей в культурном анамнезе часто есть представление о том, что множественные половые связи для женщины – это не очень хорошо, и что мужчина должен каким-то образом на подобное влиять. Впрочем, в тех обществах, где политическая централизация началась раньше, такие традиционные нормы постепенно становились все менее релевантны и сейчас имеют рудиментарный характер, в тех же, где централизация всерьез произошла только в XX веке, намус правит бал до сих пор.

Во-вторых, и в «намусных» обществах происходит модернизация. Очень постепенно и неравномерно они меняются, и описанные культурные дилеммы встают в полный рост и в современных Закавказье и Средней Азии, а не только в миграции.

В-третьих, как уже отмечалось, социологическое и культурологическое объяснение – это лишь часть картины, а точнее – ее рамка, контекст. Ни одна культура из сохранившихся не предписывает отцу насиловать своих дочерей, и то, что происходило в семье Хачатурян, – это сильное отклонение от норм «намусного» общества. Но культурное требование практиковать контроль и невозможность делать это в полной мере, отсутствие достаточных культурных механизмов предотвращения домашней тирании – все эти черты намуса дали о себе знать в том, как разворачивались события. Согласно одному из свидетельств, когда отец насиловал одну из дочерей, он одновременно испытывал к ней влечение, отвращение и ненависть. Это тонкий момент – с одной стороны, он насиловал свою дочь, тем самым извращенно практикуя контроль, с другой – его дочь оказалась изнасилована, а значит, позор падает в первую очередь на него как на «ответственного» мужчину. Впрочем, как именно все это интерпретировалось, понималось и чувствовалось самим Хачатуряном, какие именно шарики заехали в его голове за какие ролики, а также что именно происходило между ним и дочерьми – в ментальном и в событийном смыслах, – об этом на основании имеющейся информации говорить сложно.

Насколько «намусная» нормативность распространена в семьях мигрантов второго поколения из Закавказья и Средней Азии? По всей видимости, довольно сильно. Согласно нашему исследованию, почти у половины таких людей – а исследовали мы молодых взрослых в возрасте от 18 до 30 лет – родители разделяли «намусные» установки. Более того, хотя в части гендерных норм мигранты второго поколения менее строги, чем их родители, не менее четверти продолжают стоять на консервативных позициях. Молодые мужчины разделяют традиционные установки почти в два раза чаще, чем молодые женщины. Ведь параллельно с ответственностью, которая ложится на плечи таких мужчин, они оказываются во властной позиции в отношении связанных с ними женщин. А власть сладка. В общем, намус потихоньку сдает свои позиции, но до сих пор более чем присутствует в жизни мигрантов второго поколения.

Бороться за свои права, будучи девушкой «намусной» культуры, очень сложно, ведь намус воспитывает в девочках не бойцов, а матерей. А значит, на лишения, которые неизбежно ждут девушек, открыто бунтующих против системы, – а таких лишений масса, от порицания со стороны множества значимых других до непосредственной опасности физической расправы, – пойдут далеко не все. Следовательно, им надо помочь, и бесценную работу в этом смысле делают общественные организации, которые специализируются на помощи женщинам в сложных ситуациях и понимают культурный контекст. Их, правда, не так много, и на десятки или даже сотни тысяч мигранток второго поколения, живущих под каждодневным давлением, их не хватает. Самый очевидный способ помочь девушкам из «намусных» семей, столкнувшихся с насилием, как представляется, состоит в том, чтобы помочь этим организациям расшириться и продолжить делать свою работу в как можно больших масштабах. Важно, если подобные ситуации разворачиваются в ближайшем кругу, не отворачиваться и не оставлять человека наедине с его проблемами.

Что же касается будущего сестер Хачатурян – здесь вопрос лежит уже в юридической плоскости, но очень хочется надеяться, что суд проявит милосердие. Да, они убили своего отца, и, судя по всему, произошло это «по предварительному сговору», но по культурным и социальным причинам, описанным выше, хороших путей эвакуации из того ада, в которой они попали, у них не было. И они выбрали тот страшный путь, который выбрали.

И тем не менее. Свободу сестрам Хачатурян!

Что еще почитать:

«Через 10–15 лет миграция будет совсем другой, и мы будем по-другому ее изучать»

Что произошло в Париже и что с этим делать

Евгений Варшавер Руководитель группы исследований миграции и этничности РАНХиГС